Рождаясь на этой планете в человеческом облике, мы невольно принимаем на себя целый комплекс ментально-психологических "побочных эффектов". И наверное, одной из древнейших и наиболее значимых является реакция на смену времен года. Она меньше выражена в тропических и экваториальных широтах, а также у народов Крайнего Севера. Зато в умеренном поясе, где, собственно, и проживает подавляющее большинство населения Земли, ее проявления настолько ярки, что она воспринимается как аксиома, норма жизни. Несмотря на то, что история знает множество случаев, когда человек сумел не только преодолеть данную реакцию, но и обратить себе на пользу.
Что происходит с нами, когда с деревьев начинает опадать листва, а холодный ветер заставляет щурится и прятать нос в складки шарфа? Пронзительная тоска, чувство невосполнимой утраты, острое ощущение бегущего времени - а после гнетущая неудовлетворенность, раздражительность и злость, которые, по сути, являются защитной реакцией и могут, при неблагоприятных условиях, полностью подчинить себе человека, превратиться в болезнь. В сентябре у него в голове навязчиво звучит "Вот и лето прошло, словно и не бывало", а к февралю его близкие уже ищут специалиста, который возьмется за лечение депрессии. Однако, как уже было сказано, до этого состояния можно не доводить, если грамотно и вовремя взяться за себя или члена семьи с пониженной психической устойчивостью.
Чтобы понять, каким образом действовать в данной ситуации, нужно разобраться в ее корнях. Откуда у нас "осенняя хандра"? Когда она началась? Ответ - всегда, с древнейших времен. И уже в глубокой древности предпринимались попытки бороться с ней. Три масштабных осенне-зимних праздника, охватывающие население Европы, России, Латинской Америки и, частично, Дальнего Востока, то есть тех регионов, где смена времен года достаточно выражена, говорят об этом.
Одна из самых глухих и темных ночей (октябрь-ноябрь) превращалась в огромный праздник ярких огней и общих ритуалов по отпугиванию и заклинанию нежити. Что уменьшало страх смерти от голода и холода во время долгой зимы. Другая ночь, - предшествовавшая дню, когда воскресает Бог-Солнце, - требовала от человека напряжения всех психических сил: он должен был вложиться в это небесное действо, думать о Солнце, молиться ему и за него, мысленно и ритуально "расчищать ему дорогу". Что, в свою очередь, давало людям иллюзию "управления" не зависящими от них внешними условиями. Третья, приходящаяся на середину февраля, напоминала вторую, но действия уже были нацелены на вызов весенних божеств. Точно так же их звали, указывали путь, "убивали" их основного врага - Зиму, сжигая ее чучело. Праздник не зря приходился на самый опасный период, когда психика человека особенно чувствительна вследствие авитаминоза и когда накопилась усталость от долгих холодов, отсутствия солнечного света, тревоги, хватит ли запасов пищи. Эти последние празднования, знакомые нам как Масленица, проходили особенно масштабно - их задачей было дать человеку скинуть напряжение и вернуть ему надежду.
Значение этих мер было настолько велико, что даже христианство с его яростной нетерпимостью предпочло вернуть праздники, "переработав" их под себя. Страшно представить, какое количество людей наложило на себя руки в период гонений на язычников, когда диагностика депрессии, а тем более ее лечение еще не существовали.
Это первые, общие меры по профилактике осенне-зимней депрессии. Но есть другая сторона, индивидуальная, знакомая нам по письменной истории. Для того чтобы понять, о чем идет речь, вспомним Александра Сергеевича Пушкина. Психика поэта априори более чувствительна, нежели всех прочих. Отчасти еще и из-за того, что этот тип людей привык обращать пристальное внимание на события внутренней жизни. Там, где нормальный человек отвернется, постарается отвлечься, повысить себе настроение, поэт не перестанет "думать в эту сторону", напротив, будет вглядываться в собственное состояние, изучать материал, подлежащий описанию. Если брать великие праздники за "прямые" меры, то он идет от обратного. И это тоже работает. В некий момент нарастающий страх - а именно он лежит в основе осенне-зимних патологических состояний - достигает пика и "выгорает", обращаясь в свою противоположность - абсурд, смех, радость. Так происходит раз за разом, и поэт, с одной стороны, получает своеобразную "закалку", а с другой - проникается искренней симпатией к обстоятельствам, вызывающим сильные, интересные переживания. Ему действительно становится "приятна... прощальная краса", он искренне любит "пышное природы увяданье, в багрец и золото одетые леса... и отдаленные седой зимы угрозы".
В случае Пушкина этот метод - тотального самонаблюдения, психической "закалки" - особенно ярок и очень неплохо описан им же самим в дневниках и письмах. Отчасти здесь свою роль сыграла еще и красочная питерская осень: было чем восхищаться. Впрочем, и до него, и после такой подход срабатывал у многих, и не только художников, но и обычных людей. Яркий свет внимания изгонял и продолжает изгонять злыдней из человеческого сознания.
